Эпидемия - Страница 19

– У тебя что-то случилось? – спросила мать.

Алена вместо ответа подошла к ней и, как примерная дочь, поцеловала в щеку.

– Нет, все хорошо.

В самом деле, не говорить же ей что-то вроде: «Ты помнишь, почти три недели назад ты задержалась на работе? Так вот, в этот день ко мне приходил Леша. Но дело даже не в том, что приходил, а в том, что он забыл по пути заглянуть в аптеку. Или не захотел. Или вообще не подумал об этом. Теперь это не имеет значения. Так вот, мамочка! Если не принять безотлагательные меры, то через девять месяцев тебя можно будет называть бабушкой». Нет, этого говорить никак не стоило.

Алена села за стол и подвинула к себе тарелку.

«Интересно, меня уже должно тошнить или пока еще нет? – промелькнула идиотская мысль. Для человека, имеющего диплом врача, эта мысль была прямо-таки непозволительной. – А вдруг у меня все не так, как у других?»

Потом Алена рассудила, что все думают, будто у них не как у других, и это на самом деле так – у каждого все по-своему, но в конечном счете почему-то оказывается, что у всех приблизительно одинаково.

От последнего рассуждения попахивало невероятной философской глубиной, а от яичницы пахло жареной ветчиной; в итоге материальное перевесило. Алена с удовольствием позавтракала, совсем не испытывая тошноты. Но мысли уже бежали, как вода – по проложенному руслу.

«Теперь мне надо есть за двоих», – вспомнилась фраза из какого-то фильма. Она подавила невольный вздох и улыбнулась матери.

Улыбка дочери встревожила несчастную женщину еще больше. Мать отложила в сторону вилку и положила подбородок на сцепленные руки.

– Алена, признайся честно, что произошло?

– Мама, ну я же тебе сказала… Ничего.

– Алена, мне кажется, ты что-то скрываешь. У тебя что-то не так, но ты не хочешь говорить со мной об этом. Это неправильно. Ты ведь знаешь, что ближе меня у тебя нет человека. Что бы ни случилось…

Алена кивала в такт ее словам. Помнится, Леша говорил приблизительно то же самое. Разница заключалась в том, что Леша разражался подобной тирадой только в постели, а маме вовсе не требовалась интимная обстановка. Она могла и на кухне. За завтраком.

– Я знаю, что у тебя произошло. Я это чувствую, – сказала мать.

Алена внутренне напряглась, но пыталась не подавать виду.

– Я всегда знала, что так и будет. Я тебя предупреждала! – мать лишила подбородок опоры, погрозила дочери пальцем и принялась комкать передник.

– О чем ты говоришь, мама?

– Ты сделала неправильный выбор. Ты отнеслась к этому очень… Ты слышишь, очень! – безответственно. И теперь эта ошибка будет преследовать тебя всю твою жизнь.

Можно было возразить, что еще не все так фатально… Можно кое-что исправить. Если постараться…

– Я предупреждала тебя! Я говорила тебе! – продолжала мать.

Алене всегда это не нравилось. Складывалось такое впечатление, что мать втайне радуется ее ошибкам и прямо-таки упивается собственной правотой. Пусть и доказанной задним числом. «Aposteriori» – как говорили в таких случаях древние римляне древним грекам.

– Мама, еще ничего не произошло…

– Когда произойдет, будет поздно, – отрезала мать. – Тогда уже ничего не поделаешь! Ты никому не будешь нужна! И он тебе тоже не поможет!

Алена открыла было рот, чтобы возразить: мол, у меня твой пример перед глазами… Я тоже никогда не видела своего отца, ну и что с того? Но мама не дала вставить ни слова.

– Алена, – мать выбросила из-под стола цепкую руку и схватила дочь за запястье. – Может, ты все-таки передумаешь? А? Давай заплатим деньги, и… – она заговорщицки подмигнула. – Ну? Согласна?

Алена похолодела.

– Мама, я еще ничего не решила. Пока рано говорить о чем-то. И вообще – сначала я должна сказать обо всем Леше…

– При чем здесь Леша? – воскликнула мать. – Тебе не надо равняться на Лешу. В конце концов, кто он такой?! – она перевела дух и добавила уже спокойнее. – Это касается только тебя. И меня.

Алена почувствовала, что запуталась.

– Подожди. А Леша?

Мать беззаботно махнула рукой.

– А Леше можно сказать и потом, когда дело будет уже сделано.

– То есть, – Алена оставила попытки разобраться в репликах. Теперь она просто злилась. – Ты хочешь, чтобы я повторила твою судьбу?

Мать всплеснула руками.

– А что в этом плохого? В чем ты меня можешь упрекнуть? Я, между прочим, и сама не пропала, и тебя на ноги поставила. А это не так-то просто – одинокой женщине!

– Так ты хочешь, чтобы я тоже была одинокой?

Повисло долгое молчание. Мать какое-то время вглядывалась в глаза дочери, потом недоуменно спросила:

– А при чем здесь это?

– Как? Ну ты же хочешь, чтобы я… – Алена осеклась. – Мама, а… о чем мы с тобой сейчас говорили?

Мать обиженно фыркнула.

– Ну вот! Дожили! Я только не понимаю, чем я заслужила подобное обращение! – она послюнявила кончик передника и аккуратно, чтобы не размазать тщательно наложенный макияж, вытерла несуществующую слезинку. – Я хочу, чтобы ты бросила свою дурацкую инфекцию, взяла у меня деньги и пошла в платную ординатуру по челюстно-лицевой хирургии! Стоматологи-хирурги, между прочим, очень неплохо зарабатывают. Ну, ты подумай: всего два года, и ты – специалист! А там…

Она что-то говорила и говорила, но Алена ее уже не слышала. Она облегченно вздохнула. «На этот раз пронесло… Что-то будет дальше…»

– Мам, а кого ты имела в виду, когда говорила, что «он мне тоже не поможет»?

Мать пожала плечами.

– Ну, этого твоего… Шефа-наставника. Как его там? Гарин, что ли? Если ты подцепишь какую-нибудь страшную болезнь, не думай, что он будет тебя лечить.