Эпидемия - Страница 27

Заходить в тамбур совсем не хотелось. Если это и впрямь был грипп (в чем Гарин все-таки сомневался), то вирус, витающий в воздухе, мог сохранять инфицирующие свойства до восьми часов.

Гарин глубоко вдохнул в коридоре и задержал дыхание. Затем вошел в тамбур и, осторожно взяв вещи, переданные умершим, положил их в пакет, после чего немедленно вернулся.

– Ну, что там? – спросил Островский через интерком.

– Еще не знаю. Я посмотрю. Владимир Николаевич, вам что-нибудь нужно?

Островский грустно улыбнулся.

– Да нет. Вроде ничего. Надеюсь, я не успею даже проголодаться…

– А-а-а! – Гарин с досадой махнул рукой. – Оставьте эти разговоры! Я скоро вернусь. Позвоню и сразу вернусь, хорошо?

– Как скажете, – по лицу Островского было видно, что он очень благодарен коллеге за этот искренний порыв и за его желание помочь.

Все-таки сидеть одному в боксе и ждать наступления смерти – не самое веселое занятие. Гарин вздохнул: ему выпала задача ничуть не легче.

Повернувшись к Алене, он произнес вполголоса.

– Сходи на пост, принеси ключи от бокса. Возьми полоску бумаги, напиши на ней: «Карантин», поставь время и подпись. Когда я вернусь, закроем его и опечатаем.

Алена всплеснула руками.

– Андрей Дмитриевич, неужели… Гарин кивнул.

– Ты сама все видишь. Такая работа.

Он четко развернулся на каблуках и пошел по коридору. Алене вдруг показалось, что его вечно сутулая спина выпрямилась и плечи стали шире.

– Да, кстати, – бросил он через плечо. – Сделаешь то, что я сказал, и сразу домой. Поняла?

– Но, Андрей Дмитриевич! Ведь, если у нас начнется эпидемия, каждые руки будут на счету!

– Алена! Ты меня слышала! – на ходу отрезал Гарин. Он дошел до конца коридора и стал подниматься на второй этаж, в отделение.

– «Ты меня слышала!» – передразнила Алена, направляясь на пост в поисках бумаги.

Конечно, она обрадовалась такому повороту событий. Возможная эпидемия очень пугала: ведь Алена уже видела через стекло, чем это заканчивается. Если бы Гарин попросил ее остаться… или только предложил – тогда бы она, скорее всего, отказалась. А сейчас, после такого категоричного приказа…

– «Ты меня слышала!» – повторила она. – Раскомандовался…

На посту никого не было. Алена громко вздохнула и в ожидании дежурной сестры стала вырезать полоску для опечатывания бокса. Гвоздик, скреплявший половинки ножниц, совсем разболтался, и сделать полоску оказалось непростой задачей – лезвия не резали, а только мяли бумагу.

– Да что же это такое? – пробормотала Алена.

Ей показалось, что с противоположного конца коридора, где была дверь, ведущая на улицу, послышался тихий шум и потом – осторожные крадущиеся шаги. Алена прислушалась: нет, вроде ничего.

Она отложила ножницы и потянулась за линейкой, чтобы не отрезать, а оторвать ровную полоску. Руки немного дрожали, легкая деревянная планка выскользнула меж пальцев и упала на пол.

Алена стиснула зубы и громко цыкнула, выражая свое недовольство. Она заглянула под столешницу: линейка белела вдали, между самыми тумбами, рядом с корзиной для бумаг.

Алена опустилась на колени и полезла под стол. В этот момент раздался знакомый стеклянный звон: кто-то открыл дверь бокса.

Насколько она знала, только один бокс был занят – именно тот, где лежал умерший и где сидел на табурете, прислонившись к стене, Владимир Николаевич Островский.

«Кого это туда понесло? – подумала она, пытаясь дотянуться до линейки. – Или старик решил выйти? Значит, Гарин прав: надо его запереть».

С другой стороны коридора послышались дробные цокающие шаги: дежурная медсестра возвращалась на пост. Алена представила, как будет выглядеть доктор, забравшийся под стол. Веселенькое зрелище!

«Алена Игоревна, что вы здесь делаете?» «Да я так… Полезла за линейкой и немного застряла».

Пальцы нащупали продолговатый деревянный прямоугольник. Алена стала распрямляться и неловко ударилась головой о столешницу.

– Вот черт! – прошептала она, потирая ушибленную макушку.

– Что вы здесь делаете? – строго спросила медсестра.

Алена подумала, что вопрос адресован ей, хотя медсестра никак не могла ее видеть: массивная тумба стола скрывала их друг от друга.

Девушка собиралась ответить и уже открыла рот, как услышала ровный мужской голос, который ей с самого начала не понравился. Он ей напомнил механический автомат или машину.

– Кто еще находится в боксах? Кроме Ремизова?

– А вы, собственно, кто такой? – с вызовом сказала сестра.

Алена хорошо ее знала: Нина, высокая эффектная брюнетка, знаменитая тем, что никогда, даже зимой, не носила под халатом ничего, кроме ажурных и – непременно! – черных трусиков.

– Других больных не поступало? – спросил неизвестный мужчина.

Алена выглянула из-за тумбы и увидела строгие серые брюки и под ними рыжеватые, начищенные до блеска ботинки. По виду «буржуйского» происхождения и явно недешевые.

Ровный голос мужчины был из тех, в которых слышится угроза, какие бы безобидные или нейтральные слова им ни произносились. При мысли о том, на что способен обладатель такого голоса, у Алены побежали по спине мурашки.

Но реакция Нины была прямо противоположной. Самоуверенный мужчина ее только заводил; и она всегда была готова дать ему достойный отпор.

– Да кто вы такой, чтобы спрашивать? – возмутилась она.

– Значит, здесь никого больше нет? – продолжал допрашивать страшный голос. – А где врач? Кто осматривал Ремизова?

Алена решила, что странный, из одних вопросов диалог пора заканчивать. Если Островский настоятельно просил Гарина позвонить в компетентные органы, значит, дело принимало очень серьезный оборот. «Наверное, органы уже в курсе – иначе какие они после этого „компетентные“?» А тогда кто эти люди?