Чернов знаком подозвал человека, руководившего работой.
– Что нового?
– Новости неутешительные, товарищ генерал. Количество заболевших постоянно растет, – полковник Башкирцев, коренастый мужчина с коротким седым «ежиком» на голове, пожал плечами.
– Вы справляетесь или нет? Ситуация под контролем?
– Ну-у… Пока – да. Эпидемический барьер еще не превышен. Нам удается вовремя локализовывать очаги инфекции…
Чернову послышалось в его словах скрытое «но».
– Что еще?
– Но никто не знает, что случится в следующий момент. Все происходит очень быстро. Я прошу Вашего разрешения произвести отключение базовых станций.
– Хм… – Чернов взглянул на карту, отвернулся и медленно пошел к выходу. Башкирцев последовал за ним, ожидая ответа. – Вы понимаете, что это означает? чем это может для нас обернуться?
– Товарищ генерал, если этого не сделать, все может быть еще хуже, – возразил полковник.
– Отключение базовых станций равнозначно признанию, – продолжал Чернов. – Вы представляете, какая поднимется шумиха во всем мире? Мы не можем этого допустить.
– Прежде всего, – осторожно начал Башкирцев, – нас обвинят в попытке препятствовать распространению объективной информации. Может, следует сделать упор на этом?
– То есть? – Чернов остановился и посмотрел на полковника. – Я не совсем хорошо понимаю, что вы имеете в виду.
– Отключение базовых станций вызовет массу упреков: мол, это нужно, чтобы скрыть истинные масштабы эпидемии. Думаю, надо косвенно согласиться, чтобы никто не стал копать глубже. Так мы пустим СМИ по ложному следу. Они, конечно, будут визжать о свободе слова и прочих глупостях, но эту песню мы уже слышали. Она не такая уж страшная, хоть и не очень мелодичная.
Чернов с ожесточением потер виски; голова трещала, как орех под ударами тяжелого молотка.
– Другого выхода нет?
– Боюсь, что нет. По прогнозам специалистов, эпидемия имеет свойство нарастать лавинообразно. Если упустить момент перелома, то может оказаться слишком поздно.
– А что говорят аналитики?
– Ничего хорошего. Настроения в обществе в целом негативные. Эпидемия может спровоцировать массовые народные волнения, особенно если станет известно о ее природе.
– Надеюсь, не станет, – желчно сказал Чернов.
Правда, он не был до конца в этом уверен. Судя по отчетам Карлова, возможная утечка информации еще не устранена, и это сильно тревожило Чернова. Одно дело – досужие догадки журналистов, и совсем другое – достоверные данные, проходящие под грифом «Совершенно секретно». До тех пор пока бумаги из портфеля Кудрявцева не найдены, можно ожидать неприятностей в любую минуту. Нет, «неприятности» – это слишком мягко сказано.
Впрочем, Башкирцеву знать об этом не полагалось. Группа генерала Карлова работала автономно и имела в своем распоряжении все мыслимые средства и полномочия для достижения желаемого результата.
– Значит, вы считаете, что обычными средствами остановить эпидемию не удастся? – спросил Чернов.
– Думаю, да, – ответил Башкирцев. – Насколько я знаю, вирус разрабатывали специально для этого, чтобы его невозможно было остановить. Обычными средствами.
– Вы правы. Судебные распоряжения подготовлены?
– Так точно. Все готово. Нам потребуется около часа, чтобы все мобильные операторы Москвы замолчали. Вы подпишете соответствующий приказ?
Чернов усмехнулся. Башкирцев, старый хитрый лис, хотел иметь на руках его подпись, чтобы сложить с себя ответственность.
– Конечно, подпишу. Но… Вы уверены, что другого выхода нет?
– Абсолютно уверен.
– Ну, тогда…
Чернов достал ручку, Башкирцев протянул ему приказ об отключении базовых станций мобильной связи. Обеспеченная пенсия и мягкое кресло в совете директоров отодвинулись очень далеко. Но Чернов все-таки надеялся, что сможет объяснить Крупину необходимость своего решения.
– М-м-м… – он немного помедлил, затем завернул колпачок дорогого «Паркера» и сунул ручку обратно в карман. – Давайте все-таки подождем до вечера. Может, что-нибудь изменится, – Чернов неопределенно повел рукой. – А ночью уже отключим. Это будет менее заметно.
Башкирцев был ошарашен. Чернов прекрасно понимал, о чем он сейчас думает. «Напишет подробный рапорт с указанием времени. Мол, я отказался вовремя завизировать приказ. Но в конце концов, я тоже по-своему прав. Скажу, что действовал, исходя из соображений секретности».
Настроение у генерала было ни к черту. Его томило необъяснимое дурное предчувствие. А он, как никто другой, хорошо знал, что дурные предчувствия, в отличие от радужных ожиданий, имеют обыкновение оправдываться.
– Попозже, – сказал он, развернулся и пошел к себе в кабинет.
Светлана Минаева, воспитатель старшей группы детского сада, с беспокойством смотрела на свою тезку – девочку в ярком оранжевом платьице и с двумя тугими косичками.
Она всегда выделяла Свету-маленькую среди других детей и точно знала, в чем тут дело. Света жила с папой – симпатичным мужчиной лет тридцати; мама три года назад погибла в автокатастрофе. Отец Светы с тех пор так и не женился, но, несмотря на это, девочка всегда была очень чистенько и аккуратно одета, а в косичках каждый день появлялись новые ленты.
Папа Володя (воспитательница знала только его имя) приводил дочку в садик самой первой и забирал последней; он всегда разводил руками и сокрушенно вздыхал: «Работа…» И Светлана ему верила, что другой причины действительно нет. Ей и самой приходилось много работать – днем в детском саду, а вечерами – в педагогическом институте. Нехватка времени самым неблагоприятным образом сказывалась на личной жизни: ее у Светланы вовсе не было.